“Киборг” Саша из Донецкого аэропорта: Боевики воюют с нами и между собой

Военнослужащий 93-й отдельной механизированной бригады рассказал об обороне аэропорта Донецка

Донецкий аэропорт – неприступная крепость, уже полгода не дающая покоя боевикам. Бойцов, ежедневно отбивающих практически непрерывные атаки, за стойкость и героизм в народе даже прозвали “киборгами”. На днях в аэропорту прошла частичная ротация. “Украинская правда” встретилась с одним из бойцов, вышедших из самой горячей на сегодня точки боевых действий.

“Киборг” Саша – мобилизованный сотрудник уголовного розыска, военнослужащий 93-й отдельной механизированной бригады. Невысокий, средней комплекции молодой человек с грустной улыбкой. Он в АТО с весны. Через несколько недель они с женой ожидают рождения ребенка, уже второго в семье.

Саша поначалу вообще не хочет вспоминать о пережитом в аэропорту, однако спустя некоторое время все-таки соглашается поговорить об этом.

Во время рассказа видно, что ему тяжело говорить, – иногда его пробивает дрожь, но он сразу же берет себя в руки.

– Саша, расскажите, как вы вообще оказались в аэропорту Донецка?

– Нас отправили сюда два месяца назад, после Авдеевки. Сначала все было “скромно”: бомбили минами, “Градами”, периодически велась стрельба. А уже в последний месяц они взялись за нас очень плотно.

– Как вы думаете, зачем им нужен этот аэропорт?

– Вначале они хотели сажать там российские самолеты. Но сколько бы раз они ни пытались его штурмовать – не получалось. Теперь он весь разрушен. Поэтому аэропорт им уже не нужен, сейчас они поставили себе цель любой ценой взять его, но сначала разгромить. В последний день перед нашим выездом, нас штурмовали три танка. Стреляли и по старому терминалу, и по новому. Просто сносили их…

– Сколько человек из вашей роты вышло в ротацию?

– Вышли почти все. Погибли два человека, один из них – ротный. Сейчас в нашей роте 41 человек боеспособен. Остальные – в основном раненые и контуженые, но есть и отказники.

С момента начала службы в аэропорту нас с другими бойцами 93-й бригады на нашей позиции было пятеро. Мы стояли на втором рубеже, но после того, как боевики выбили первый, мы оказались на передовой, в ангарах. Тогда нас усилили до 17 человек: добавились ребята из спецназа и “Правого сектора”.

Это было уже незадолго до нашей ротации. На передовой танк боевиков снес второй этаж здания аэропорта, а через день они устроили засаду и начали плотно штурмовать. Во время штурма подбили наш танк, попав по механику, который погиб на месте. Наш второй танк выскочил на подмогу, они с двух сторон расстреляли и его, но солдаты все остались живы-здоровы.

Мы вынуждены были отойти из здания, иначе нас просто расстрелял бы танк. После нашего отхода их пехота заскочила в здание. Мы заняли оборону в гаражах, они начали обстреливать нас и бросать гранаты. Я доложил старшему, старший сказал: “К тебе идет на помощь командир роты на БМП и танк”… Проходит 10 минут, идет перестрелка, я снова выхожу на старшего, а он говорит: “Не будет уже ни БМП, ни танка, потому что при выезде к вам их танк поразил БМП, и ротный погиб”.

Со стороны боевиков было человек 10 погибших. Ночью мы пошли забрали у них оружие и

документы. Но боевики три или четыре дня не возвращались за телами. Мы говорили, что стрелять не будем, если приедет машина без оружия и соберет трупы, но они не ехали. Забрали лишь тогда, когда мы отошли.

– Расскажи о том штурме, когда боевики заняли этажи здания и случился пожар.

– Боевики проникли на первый этаж старого терминала. Начали его забрасывать дымовыми шашками и гранатами. Мы отошли в фойе, перекрыли второй и третий этажи. На первый пошла группа зачистки, после которой мы заняли по-новому оборону, укрепились и держались.

Перед нашей зачисткой они обстреляли нас из минометов, попали во второй этаж и он загорелся. А подвал загорелся от взрывов гранат, которые мы бросали во время зачистки. Начали рваться патроны. Помимо этого, в подвале хранилась пластиковая одноразовая посуда, она загорелась, а потушить это все было сразу невозможно из-за штурма.

– А кроме вашей бригады в это время там кто-то еще был?

– Из кадровиков с нами был еще кировоградский спецназ, потом подошла 79-тая бригада. Также был отряд “Правого сектора”, в частности группа “Опера”, которая нам помогала. Нормальные ребята, неплохо обученные. У них было двое 300-х: одного, Севера, ранило в плечо и в руку, а второй получил ранение от разрыва гранаты – осколок попал ему в ногу.

– Пытались ли боевики выйти с вами на контакт?

– Они выходили на нас, предлагали сдаться и оставить им технику с оружием. Но мы переговоры не ведем. Нам приказали держать оборону и мы ее держали.

– От аэропорта что-то осталось сейчас?

– Практически не осталось ничего. Там же перекрытия бетонные, а все остальное – стекло и гипсокартон. Во время одного из ночных обстрелов я почувствовал, как под зданием начал проседать грунт. Смотрю – трещина маленькая пошла по зданию. А на рассвете в эту трещину уже можно было руку просунуть. Представьте, как за ночь здание просело.

– Так, а где же вы там прятались?

– За колонны и стены, они кирпичные. В подвал же не всегда спрячешься, потому что можно пропустить момент, когда они подойдут и забросают гранатами. Гранаты у них, между прочим, российские. Наша “Ф-ка” (Ф-1 – ред.) круглая и ребристая, а они бросали в нас овальные, продолговатые гранаты. У нас на вооружении таких нет.

– Когда именно усилились обстрелы?

– После того, как им дали особый статус (приняли закон об особенностях местного самоуправления в Луганской и Донецкой областях – ред.). После этого они начали зверствовать и гасить нас из всего, что у них было.

Отбив одну из атак, мы нашли огнемет “Шмель”: один обычный, и один большой, с реактивным зарядом. Это оружие должно поступить на вооружение украинских вооруженных сил только в 2020 году. На вооружении у россиян оно уже есть, и “ДНР-овцы” его активно используют.

Кроме того, они накрывали нас “Ураганами” и этими гребаными “Тюльпанами” со снарядами весом в 130 кг, предназначенными для разрушения зданий, и имеющими в некоторых случаях специальный наполнитель, который может быть использован как химическое оружие.

Снайперы стреляли по нам разрывными патронами калибра 12,7. Если попадает, допустим, в руку, ногу или в голову – все отрывает. И броник не спасет.

– Уже не раз обсуждалось, что аэропорт штурмуют российские кадровые военные. Разница между сепаратистами и российскими военными заметна?

– Конечно. Сепаратисты – это в основном накуренные, обколотые либо пьяные люди, одетые как попало, которые идут втупую, выходят с автоматом в полный рост и даже не пригибаются, когда по ним стреляешь. А российские спецслужбы – в хорошем камуфляже, с хорошей амуницией и штурмуют более грамотно.

Сепаратисты – реально невменяемые. Мы поставили одну точку, чтобы перекрыть их засаду. Видим, что к точке приближается группа боевиков. Человек 50, несут с собой оружие, минометы тащат. Наши их обстреливают, несколько десятков погибает, остальные отходят.

Проходит буквально час – и по той же самой тропе в полный рост, не прячась, идет вторая группа. Их снова обстреливают. Проходит еще час – снова по той же тропе, идет третья группа…

Поставили растяжку. Как только наши отошли – поднимается тело и идет снимать растяжку. Его кладет снайпер, но через несколько минут поднимается второе тело и, опять же, в полный рост, не пригибаясь, идет снимать растяжку. Снайпер кладет второго. Поднимается третий. И только после того, как снайпер третьего положил, до них дошло, что что-то не так.

Здравый адекватный человек, если он не под наркотиком, будет хотя бы пригибаться. Говорят, есть какое-то там средство, притупляющее страх. У них страха нет. Люди считают, что они бессмертны.

– Находили ли вы какие-либо подтверждения того, что русские кадровые военные вас тоже штурмуют?

– Да. Мы находили российские паспорта. А однажды боевики перепутали дорогу и заехали на наш блокпост. Один говорит нам: “Нас вчера укропы сильно бомбили, почему вы нам не помогли?” Наши пригласили их в штаб, обсудить “как будем сегодня мочить укропов”, и в этом штабе их и положили.

Взяли в плен 6 человек, еще одного взяли с другой стороны блокпоста. Среди этих семи – один оказался российским военным. И не просто военным – это был командир гаубичной батареи. Их сразу же погрузили в машину и отправили на Киев.

– Разве вы сразу отправляете пленных в Киев? В интернете, например, гуляет история, о том, как боевики под командованием “Моторолы” во время наступления хотели выкурить наших из катакомб, залили их керосином и подожгли, а поскольку в катакомбах находились пленные российские военные, то боевики по сути своих там и погасили…

– Нет, это все неправда. И истории такой не было, и пленных мы всегда сразу же отправляли на Киев. Потому что нам там пленные не нужны.

А вот если наши в плен к сепаратистам попадут, то и до расстрела может дойти. Правда, в первый раз может повезти, если ты – не артиллерист и не снайпер. Мобилизованных они в основном отпускают, с условием, что ты больше не пойдешь воевать. Но наше правительство повторно отправляет.

И если ты, например, попал в плен в Донецке, а перенаправляешься в Мариуполь – то это нормально. Но если обратно в Донецк – то это неправильно. У них остаются списки наших солдат и их документы. Если попадаешь в плен повторно – то все.

– Какие настроения были среди “киборгов”? Вы чувствовали поддержку со стороны народа, штаба, официальной власти?

– Со стороны народа и волонтеров – да. А со стороны вышестоящего руководства, Генштаба и штаба АТО – нет.

– У вас было достаточно продуктов и медикаментов?

– Обеспечение было нормальным, продуктов хватало. Лекарства тоже были. Питьевую воду нам привозили. А вот с гигиеной были проблемы. Мы для санузла дождевую воду по четыре дня собирали. К тому же мы все эти два месяца не мылись.

– Кто под обстрелами занимался ранеными?

– У нас есть фельдшер. Он оценивает степень ранения, и если оно очень тяжелое – подгоняется машина и боец вывозится сразу из аэропорта, а потом на скорой их отправляют в больницу на Селидово, либо в Красноармейск. Там раненому оказывают помощь, а потом отправляют либо в Днепропетровск, либо в часть.

– Где вы спали?

– В комнатах. Поначалу они штурмовали только днем, поэтому ночью можно было еще поспать. А в последнее время они начали штурмовать уже и по ночам. Последние 2,5 суток перед выходом мы не спали практически вообще.

– Как вы выходили?

– Выходили ночью, по-тихому, сразу все. За два дня покинули аэропорт. Существовал риск, что колонну могут накрыть, но нам повезло. Причем повезло несколько раз подряд, потому что нам надо было пойти по нижней дороге, чтобы забрать еще группу людей, но наш механик протупил и пошел прямо через сепаратистов. Никто из них даже не стрельнул. Наверное, не ожидали.

Когда мы выехали за аэропорт, у нас слетела гусеница. Мы рискнули остановиться и надеть ее. С фонариками. Справились, завелись и поехали дальше. А через пару дней позвонили ребята и сказали, что старший по аэропорту вызвал огонь на себя…

– То есть он сконцентрировал атаку сепаратистов в точке, где находился сам, боевики начали атаковать, а наши – им отвечать? И с двух сторон летело в эту точку?

– Да. По итогу наши ушли чуть-чуть в укрытие, артиллерия накрыла этот объект с боевиками, а потом наши вернулись и провели зачистку. По-другому отбить уже не получалось. А так – отбили.

Наш главный Александр Сергеевич из спецназа – хороший мужик. Если бы не он – аэропорт бы уже давно сдали. Ребята, которые уехали в ротацию в штаб, говорят, что из штаба без него домой не поедут. Сказали: “Пока Сергеич не явится, мы отсюда никуда не уйдем”

 – Как сейчас себя чувствуют “киборги”?

– Честно сказать, никакие мы не киборги. Мы просто, наверное, под счастливой звездой родились все.