Коли найтепліші спогади викликають нестерпний внутрішній біль. Стан, від якого не можуть позбавитися тисячі бердянців. Мова, синтаксис, пунктуація автора збережені
“Деда, деда, скажи, чтоб он ко мне не лез”
Я обещал, что мы поговорим про боль…
Не ту, которая возникает, когда ты упал и в кровь содрал колено. Не ту, когда тебе, несущемуся к воротам соперника с мячом, выворачивают подлым подкатом щиколотку. Не ту, которая пронзает тебя, когда осколок вражеской мины рвет в клочья твое плечо. Эту боль могут с успехом «убить» лекарства. От простого цитрамона до сильнодействующих наркосодержащих препаратов.
Есть совсем другая, которую ничем не убьешь, которая уходит, где-то прячется, а потом снова подло на тебя нападает. Она у каждого своя.
Моя, например, живет в типовой городской многоэтажке на верхнем этаже. Я вынужден периодически туда ходить. Как многие здесь сейчас просто проверить, цела ли квартира.
Наше «свидание» происходит примерно по такому сценарию.
Открываю замки, переступаю порог и притворяю за собой входную дверь. Тишина…
И вдруг: “Деда, деда, скажи ему, чтобы он ко мне не лез!”. В ответ: “Он первый начал, я не виноват!”. Это один из тех конфликтов, в которых не сможет разобраться самый квалифицированный юрист в мире. Он возникает из ниоткуда и так же пропадает в никуда.
Через пару минут конфликтующие стороны обнявшись сидят на диване и, дружно уставясь в смартфон, напевают: «… дайте Оскар этой богине …». Вы, наверное, догадались… Это моя “подружка” вылезла из своего укрытия и достала из моей памяти воспоминания.
А мои ноги становятся ватными.
Невже “назавжди”? Автор: ШІ
Прохожу дальше. “Шведская стенка”, на которой любил висеть меньшенький.
Сердце начинает стучать то ли через раз, то ли через два на третий.
Захожу в комнату. По обе стороны от окна два пенала. Я с огромным удовольствием их проектировал, рассчитывал, заказывал распил материалов и собирал для своих «черепашек-нинзя».
И стол между пеналами сделал так, чтобы, сидя за ним вроде бы и рядом они не могли мешать друг другу. В пеналах в живописном беспорядке лежат учебники и тетрадки. Учебники, которые уже никогда не будут прочитаны и тетрадки, которые не буду исписаны теми, для кого они покупались.
Это очень страшное слово – «никогда». Утешает лишь то, что не случилось ничего непоправимого. Просто мои орлята теперь очень далеко. Учат чужой язык, разговаривают на чужом языке вместо того, чтобы щебетать соловьиной.
От этой картины сдавливает грудь так, что тяжело становится дышать. А “подружка” шепчет в уши: “Жизнь прожита зря…”.
“Ты еще ко мне вернешься”
В лихие 90-ые я упустил, как росли и взрослели мои дети. А теперь меня лишили и возможности наблюдать, как растут и мужают мои внуки. То, что можно «поговорить» по видеосвязи, не спасает. Не хватает объятий…
И вот я, мужик, проживший почти две трети своей жизни, стою и не могу сдержать слез. Они сами текут и остановить их просто невозможно. Боль теперь везде. От макушки до кончиков пальцев ног. Давит и растет, растет, растет…
Не выдерживаю, закрываю двери и торопливыми шагами, перескакивая через ступеньки, буквально лечу вниз, на улицу. А она истерически смеется вслед и кричит: “Ты еще ко мне вернёшься!!!”
Найрідніші місця позбавлені кольорів. Автор: ШІ
По пути вспоминаются стихи:
«Мой вам совет: при любых обстоятельствах
Делайте вид, что на сердце покой…»
Одеваю маску «спокойствия» на лицо и выхожу на улицу. Нельзя никому показывать, что тебе больно. Нельзя потому, что не понятно, кто и чем сейчас дышит. Человек, которого ты считал нормальным, может вдруг оказаться таким, что гордо носит бант из гвардейской ленты на груди.
А каково нашему городу?
Каково переживать, когда заслуженного доктора-нефролога трижды забирали «на подвал». Довели до того, что он был вынужден бежать, бросив пациентов, которым он не раз спасал жизни, чтобы спасти свою. Вся вина этого человека заключается в том, что он любит свой город и свою страну.
Каково переживать, как по улицам ходят “понаехавшие”, разговаривающие в лучшем случае на ломаном русском…
Каково наблюдать, как человек, родившийся, выросший в городе, носящий украинскую фамилию, угощает “освободителей” шашлыками, и, провожая, кричит на всю улицу: «Пиз…те там этих хохлов!»
Как эту боль пережить?